Она пришла в движение за долю секунды — быстрее, чем доскакал отряд паладинов, раньше, чем до меня дотянулись клинки двух черных рыцарей. Золотой Ануид прыгнул прямехонько на меня и начал плавиться в воздухе.
Ударила тугая волна, будто бы сверху вылили цистерну теплой воды, я дернулся, поняв, что сейчас задохнусь, но облепивший меня жидкий, подобно ртути, металл уже практически принял полагающуюся форму и открыл ноздри для дыхания. Вслед за этим расплавленное золото сошло с век, и я увидел, что враги ожесточенно лупят по мне кто мечами, кто палицами, бьют щитами, пытаясь сбить с ног. Но теперь я с ног до головы был покрыт пятисантиметровой золотой броней. Тяжелые удары гасились о псевдожидкий верхний слой, а те, что проникали сквозь него, принимал на себя застывший, как выброшенный вулканом обсидиан, внутренний слой.
Причем веса золота я практически не ощущал — только теплоту «второй кожи» и исходившую от нее надежность.
Я разогнулся и ударил рукой наотмашь. Попавший под удар паладин отлетел на полметра и рухнул под ноги топчущихся коней. И в этот момент я почувствовал себя неуязвимым богом!
Я вновь оказался в бронированном доспехе посреди диких аборигенов, которые не могли нанести мне урона. А я мог. Да еще как мог!
— В глаза! — закричал одноглазый монах, скачущий вокруг меня на лошади и старающийся в этой мешанине не зацепить своих короткой булавой. — Бейте ему в глаза!
Нет, ну это уже наглость!
Я ускорился: бил руками, прыгал, ударяя корпусом лошадей и топча падающих всадников, но просвета в этом диком мельтешении так и не видел. Через несколько секунд я кинул слабую «розовую волну» вокруг и, наблюдая, как коверкаются и сжимаются доспехи паладинов, как задыхаются несчастные люди, остановил боевой угар.
Рядом со мной остались стоять только полуобнаженные воины с пустыми руками. Их мечи и наконечники копий расплавились и бесформенной жижей упали на землю. И даже монах в рясе потерял боевой пыл, когда лишился своей булавы.
Я мог убить их всех за секунду, лишь приказав их бывшему оружию превратиться во что-нибудь наподобие пружин и проткнуть их насквозь, однако медлил. Все же, несмотря на то что я предостаточно повидал трупов, смерть людей оставалась мне отвратительна. Вон даже на черных рыцарей, усеявших наряду с лошадьми всю площадь, смотреть не могу без содрогания. Поэтому усилием воли я избавил рот от полужидкого золота и громко произнес:
— Уходите, я не хочу вас убивать…
— Убейте его, Воины! — закричал одноглазый монах и начал читать что-то нараспев.
Тело отреагировало само. Магофобия осталась у меня со времен сражения с магом в эльфийском лесу. Тот ураганных дел мастер едва не пришпилил меня к дереву, а от этого фанатика вообще неизвестно чего ждать!
Я совершил огромный, метров в десять, прыжок и приземлился прямо возле не успевшей среагировать лошади.
Удар тяжелой, покрытой золотом руки снес монаху голову, прежде чем я одумался. Блин, хотел же всего лишь оглушить!
Оглянулся. Безоружные воины стали пятиться, и, обуреваемый противоречивыми чувствами, я придал им ускорение тем, что взмахнул в их сторону руками наподобие восставшей мумии и громко закричал: «Буу!» Всех как ветром сдуло. Вояки чертовы!..
Впрочем, о них я мгновенно забыл, когда увидел Лейю, осторожно вылезающую из перевернувшейся пустой бочки. Как она туда залезла, да и когда, я не помнил, но ее вид говорил о том, что дамочка в шоке. Чтобы не пугать ее лишний раз, я стер с лица корку золота. Но баронесса пока меня не видела, обводила непонимающим взглядом площадь, усеянную трупами рыцарей, постамент, где раньше была статуя, и лишь спустя долгие мгновения посмотрела на меня квадратными глазами.
— Я думала, что ты мастер, — едва слышно прошептала она, — а ты… Ты — бог!
Мага я все же нашел, и не какого-то там, а специализирующегося на самодвижущихся конструкциях. Притащив его в замок едва ли не за шиворот, я сбросил с себя золотую кожуру и на глазах изумленных обитателей слепил из нее скульптуру, отдаленно напоминающую человека. Поставив непонятный памятник перед лестницей замкового особняка, я уставился на сжавшегося мага, как коршун на попавшего в капкан зайца.
— Ну что, — обратился я к нему, — приступим к уроку? Начнем с азов. Как и чем големы видят мир? Давай объясняй… учитель!..
Двери зала, где с угрюмым видом на престоле восседал Верховный жрец, распахнулись, и на бархатную дорожку вбежал красный Турсия.
— Ты знаешь, что произошло?! — с порога воскликнул он.
Первожрец поднял на него потухший взгляд, но смолчал.
— Ингус мертв! Его отряд сметен! Немногие уцелевшие Воины рассказывали, что видели перед собой бога. Они не знали — какого, но чувствовали, что он чужой. Мы ошиблись! Этот Звездный демон вовсе не разведчик, он настоящий бог! Твой ручной демон обманул нас. Кстати, где он?!
Лицо Верховного жреца скривилось, помертвело и стало похоже на гротескную маску, Турсия от неожиданности отступил на шаг, но жрец подал голос:
— Нет больше послушника. Нет больше доброго Звездного демона. Фарк, будь проклято его имя, предал нас всех! Меня, магов… весь мир. Летучие корабли остались недостроенными, и хотя, по заверениям глав ковена, они могут закончить работу без демона, я в это не слишком верю…
— Что случилось? — перебил его Турсия. — Что натворил этот демон?
— Демон исчез, точнее, переместился в Темный мир. В записке, найденной в его келье, едва понятно написано, что он отдает себя, свой разум, тело и душу демонам Темного мира. Он жертвует собой во спасение нашего, полюбившегося ему мира и ради спасения еще многих, неизвестных ни ему, ни нам. Он утверждал, что его жертва принесет «свободным мирам» надежду в войне с его бывшими друзьями… Но я не понимаю, каким образом.